Алексей Михайличенко: «Лобановский не шел на компромиссы, когда дело касалось работы»
Легендарный украинский футболист и тренер вспомнил значимые эпизоды своей биографии
Алексей Михайличенко — один из тех людей, которые создают футбольный облик Украины. В бытность игроком он целую декаду защищал цвета киевского Динамо, а также выступал за границей — в Сампдории и Рейнджерс. Вместе со сборной СССР полузащитник становился олимпийским чемпионом и вице-чемпионом Европы в 1988-м. Повесив бутсы на гвоздь, практически сразу стал тренером — сначала работал в штабе бело-синих, а затем тренировал сборные Украины.
В интервью журналистке Алесе Бацман на телеканале 112 легенда украинского футбола вспомнил былые годы. В первой части разговора Алексей Александрович поведал о своем опыте работы на телевидении, игровой карьере, затронул тему политики и рассказал о взаимоотношениях с Валерием Лобановским.
— Ты — знаменитый футболист. А телеведущим когда-нибудь хотел бы быть?
— Нет. Зная, как комментировали мою игру и какое у меня было отношение ко многим комментаторам… Я весьма уверенно чувствовал себя на поле и этого мне достаточно.
— Получается, с кем-то у тебя сложились специфические отношения. Не нравилось, как кто-то комментировал?
— После того, как завершилась карьера, попробовал себя в этой сфере. Работал комментатором английского футбола в основном. Помню, что было интересно, но понимаю, насколько это сложно, насколько нужно быть подготовленным, эрудированным и подкованным во многих областях. Непростая работа. Но не скажу, что комментирование могло бы стать смыслом моей жизни.
— Приходилось себя сдерживать в пиковые моменты?
— Естественно. Как правило, комментировал не один, а в паре, на телеканале Интер, по-моему. Когда я видел спорные ситуации и слышал, что коллега рассказывает что-то не совсем профессионально, то хотелось, конечно же, его поправить.
— Стукнуть не пробовал?
— Я сдерживался, а после эфира старался объяснить те или иные моменты.
«Многие любят футбол больше, чем некоторые футболисты»
— Несколько лет назад Савик Шустер начинал телевизионный футбольный проект, в котором ты был соведущим. Я смотрела рабочий материал — было интересно, весело, как всегда, ты все делал на юморе. Что-то из этого опыта для себя вынес?
— Дело даже не в юморе, а в позитиве. Был очень интересный проект, который сплотил нас, вдохновил, по сути. Жалко, что он оборвался на половине, так сказать, на взлете. Но от этого никуда не денешься. Не знаю, какие причины вынудили Савика Шустера закрыть проект. Жалко, что не довели его до конца, потому что я видел отношение ребят, девчонок и тех, кого я приглашал помогать нам. Было очень интересно, очень здорово.
— В этот период ты научился чему-то новому?
— Мы учили друг друга, потому что Савик — большой любитель футбола, старается быть его знатоком. Он вряд ли сможет разбираться больше меня, но пытается, и достаточно неплохо. У него обширные знания в итальянском футболе, но я тоже в нем неплохо ориентируюсь. Поэтому между нами возникало много дискуссий.
— Кто из не футболистов (артисты, журналисты, политики) реально очень талантлив в футболе? Вот прям так, что спорт потерял звезд в их лице.
— Трудно сказать, так как я вижу, что многие любят футбол. Возможно, даже больше, чем некоторые футболисты. У этих людей есть желание играть, показать себя. Взять того же Шустера, Диму Гордона, для которых футбол — огромное счастье. Видел их глаза, когда они выходили на стадион Динамо. Прекрасно понимаю эти чувства, ведь сам маленьким ходил на игры, смотрел на своих кумиров и также хотел находиться на этом поле. Для меня это вообще было всей жизнью.
«У нас до сих пор остается дружная команда 1980-х»
— На твоем счету уникальное достижение — ты чемпион сразу трех стран (СССР, Италии и Шотландии). Коллеги-футболисты когда-нибудь завидовали?
— Не могу сказать «да» или «нет». Не думаю, что должна быть зависть. Футбол — командный вид спорта. Нельзя говорить, что я выиграл три чемпионата. Я играл в командах, вместе с которыми брал эти чемпионства. Это не Усэйн Болт, который пробежал 100 метров в одиночку и получил медаль. Не прыжки в длину, высоту, или другие индивидуальные виды спорта. Без тех рябят, с которыми я выходил на поля, вряд ли были бы возможны все победы.
Стимулирует и подстегивает ли это? В киевском Динамо вообще царила атмосфера первого места, чемпионов. И это появилось у меня не только с того времени, когда я начал играть. Это завязалось даже немножко раньше, чем я пришел в динамовскую школу, так как я видел команду, которая становилась все лучше и лучше. Где-то на подсознательном уровне идет соревнование — после того, как мы с ребятами разъехались, каждый хотел выиграть больше трофеев.
— То есть каких-то «подстав» друг другу не делали?
— Нет, у нас до сих пор остается дружная команда 1980-х. Мы первыми поздравляли друг друга, радовались, всегда так было. И когда мы разъехались по разным командам и странам, летом обязательно собирались, проводили какое-то время вместе. Даже играли с семьями, детьми.
— Просто на поле заметно, у кого какие отношения друг с другом. Кто-то специально не дает пас, не замечает партнера, от чего страдает игра… В бутсы иголки не подкладывали?
— Возможно, не дают пас, если друзья выступают за разные команды! Да, в одном клубе никто не заставляет вас дружить, но твои деньги зависят и от того, что делает на поле партнер. Вы выполняете свою работу вместе. Если сделаешь ему хуже, то хуже станет и тебе. Даже в мыслях такого не было.
— Футбол — очень травмоопасный спорт, профессиональные игроки всегда ломанные-переломанные. Сколько у тебя было повреждений?
— Достаточно. Только на коленях было четыре операции. За все в жизни надо платить.
— Какая травма самая обидная в твоей карьере?
— Уже много раз повторял: это было в Израиле недели за две до чемпионата мира, оставалось пять минут игры, и у меня вылетело плечо. Толкнули сзади — я неудачно приземлился на руку. За воротами стоял Дима Харин. У меня кость торчит, подхожу к нему и говорю: «Дима, я еще могу понять травму на ногах, но чтобы на руках… Вставь обратно». Он побледнел, замахал докторам, и я понял, что не вставит. Когда вернулся из клиники, вся команда находилась у меня в номере. Ждали даже знакомые по Советскому Союзу литовцы, грузины, которые в это время играли в Израиле. Поддержали меня таким образом.
— Восстановление проходило долго?
— Чемпионат мира я пропустил.
«Разговаривать с зомбированными людьми нет смысла»
— Ты в свое время категорически отказался играть за московское Динамо. А каково было отношение у российских футболистов к украинским?
— В те времена, выезжая за границу, мы все считались русскими. Так уж повелось. Никаких трений не было. В каждой московской команде можно было найти игрока из Украины, Грузии, Армении. Наоборот, на тот момент киевское Динамо относилось ко всем остальным, как к «младшим братьям», потому что пребывало на голову выше всех.
— Когда ты выступал в Шотландии, был случай, когда тебя назвали русским, а потом извинялись…
— Это Пол Гаскойн дурачился и в шутку назвал меня «русский такой-то». А я в ответ: «Ты шотландский такой-то». Тогда он говорит, что не шотландец, а англичанин. Я, в свою очередь, объясняю, что не русский, а украинец. Гаскойн: «Ладно, все». Да, были такие моменты. В Шотландии, где еще и Олег Кузнецов играл, местные знали, что мы родом именно из Украины.
— Ты когда-нибудь мог представить, что отношения России и Украины сложатся таким образом?
— Конечно же, нет. Не то чтобы представить, мне до сих пор не хочется в это верить... Опасно иметь такого соседа, который не умеет жить в мире, это очень обидно.
— У тебя есть родственники в России? Как вы с ними сейчас общаетесь?
— Посмотрев российское телевидение, можно понять, каким будет общение. Я понимал, что разговаривать с зомбированными людьми нет смысла, потому перестал поддерживать связь. Через какое-то время они успокоились, немножко начали понимать реальную обстановку, пошли сдвиги. Я не думаю, что дело только в экономике, так как она мало может изменить взгляды моих знакомых. Просто, если люди пользуются Интернетом, получают информацию из разных источников, то они по-другому оценивают сложившуюся ситуацию.
— Дмитрий Гордон говорит, что чемпионат мира по футболу у России заберут. А ты как считаешь?
— Было бы проявлением злобности сказать, что я хочу, чтобы забрали. Незаслуженно получили чемпионат — это да. Жаль, что наша сборная не поедет именно на мундиаль, а не в Россию. Как оно будет на самом деле, мне трудно рассуждать. Я считаю, что своим поведением, не только в отношении Украины, а и Европы, и всего мира, эта страна не заслужила право принимать чемпионат мира.
— А почему именно незаслуженно дали?
— Это мое личное мнение. Я не вхожу в комитеты ФИФА или УЕФА, но мне так кажется.
— В контексте российского допингового скандала. Современный спорт реально построен на запрещенных препаратах?
— Ты можешь не поверить, но за все время выступлений я ни разу не использовал какие-либо вспомогательные вещества. Когда мы играли на Олимпиаде в Сеуле, там выдавали не допинг, а препараты, повышающие скорость восстановления после тяжелых игр. Но я отказался их принимать, понимая, что достаточно хорошо подготовлен и в этом не нуждаюсь. Сам сделаю, то, что нужно.
Что касается нынешних времен… Если говорить о футболе, то допинг не может войти здесь в моду. Дело в том, что эти вещества имеют краткосрочный эффект, а потом обязательно наступает сильный спад. Поэтому в футболе, где нужно играть на протяжении 10-11 месяцев, это неприемлемо.
«Нужно проводить грамотную политику в детском футболе»
— Чего сейчас не хватает Динамо, чтобы оно заиграло так же, как при Лобановском?
— Футбол — неотъемная часть жизни страны, он зависим от экономики, политики и всего остального. Есть определенные проблемы. Что-то утеряно после распада Союза, что-то не восстановлено. Но я всегда говорю, что не нужно улучшать былое, а следует строить новое. А для этого нужны деньги, специалисты, желание. Я считаю, что спорту нужна государственная программа.
— А ты не задумывался над тем, что нужно сделать, дабы выйти на новый уровень и побеждать?
— Прежде всего, нужно проводить грамотную политику в детском футболе. Нужно вернуть детей на поля, площадки, потому что всегда спорт начинался со двора. Потом уже записывались в школы, приводили друзей. Получилось или не получилось — другое дело. Раньше дети хотели заниматься футболом, а сейчас больше родители видят в своих чадах спортсменов. Не всегда это связано с высокооплачиваемой в будущей работой — иногда дело в нереализованных собственных амбициях.
— Я знаю много историй, когда о маленьких мальчиках говорят, что это будущие звезды. Почему потом мы их не видим в профессиональном футболе?
— Переход из детского спорта во взрослый очень тяжелый. Как наступает с возрастом ломка голоса, так это происходит и в футболе. Бывает, что за год ребенок вырастает на 15-20 см, теряет координацию, скорость, что тяжело восстановить. Талантливых ребят очень много, но для развития также нужны характер и работоспособность.
— Чем сегодняшние футболисты отличаются от тех, с которыми играл ты?
— Наверное, в данный момент, возрастом. У нас прекрасные, хорошие игроки, но их стало меньше. Раньше Украина могла «накормить» футболистами всю страну. Имелись прекрасные школы, интернаты, хватало исполнителей на весь Советский Союз. Сейчас все это разрушено. Теперь у детей другие взгляды, все эти планшеты, телефоны, компьютеры... Им это дается легче, чем нам. Ну и скажу, что нынче футбольных школ стало значительно меньше.
— Кто твой лучший друг среди футболистов?
— У меня их много, не хочу никого обидеть. Это и Олег Блохин, и Вадим Евтушенко, к сожалению, уже нету с нами Андрея Баля. Также Владимир Бессонов, Олег Протасов, Геннадий Литовченко, Игорь Беланов… Мы настолько дружны, что перечислять всех нету смысла. Сейчас кого-то забуду и на меня обидятся. Мы всегда рады встрече друг с другом.
— Сейчас часто собираетесь?
— Довольно-таки, потому что приходит время, постоянно какие-то юбилеи. Часто проводим ветеранские матчи. Хотя назвать это большим футболом уже нельзя, я рад тому интересу, который проявляют зрители. Это скорее быстрый шаг, бегать уже тяжело. Те, кто принимают участие в этих матчах, говорят, что после завершения встречи даже становится интереснее. Хорошо увидеть всех на поле, но потом мы собираемся вместе, начинаем вспоминать, рассказывать определенные истории. Всем это очень нравится. Когда мы встречаемся, то всегда находим поводы посмеяться, подшутить друг над другом.
«Лобановский тренировал характер, чтобы мы могли работать на пределе»
— Валерий Лобановский был жестким человеком?
— Жестким, требовательным. Когда дело касалось работы, результата и команды, он никогда не шел на компромиссы, потому что понимал, что от этого зависит и сегодняшний день, и завтрашний.
— А нагрузки были тяжелыми? Футболисты говорили, что выживали сильнейшие…
— Тренировки были нормальными, такими, какими они и должны быть. Жаловаться — удел слабых. Для того, чтобы что-то выигрывать, надо умирать. Должен быть воспитан характер. После смерти Лобановского я осмысливал его методы, став главным тренером. Он проводил тесты и прекрасного знал, сколько пробегу я, сколько пробежит Вася Рац, Ваня Яремчук, Вадик Евтушенко. Но Валерий Васильевич постоянно гнал нас вперед, чтобы мы улучшали свои качества. Он не тесты проводил, а тренировал характер, чтобы мы могли работать на пределе.
Я уже приводил пример бегуна на 100 метров. Вот если он на тренировках всю жизнь будет бегать по 15 секунд, он когда-нибудь вложится в 10 секунд? Никогда в жизни… Нужно научиться это делать. А после каждой победы все то, что ты вложил и проделал, забывается мгновенно.
— Ну а какие моменты были самыми сложными? Когда хотелось сказать: «Хоть пристрелите, больше не могу»?
— Сложнее всего пришлось в первый год, когда я в 17 лет поехал с первой командой и дублем. Дело было на январских сборах, все вместе тренировались в Гаграх. После детского футбола в Киеве я ощутил нагрузки сполна. Дубль тогда занимался по той же схеме, что и основа, наставником был Анатолий Пузач. Три тренировки в день, да еще и так бегать! Мне было очень тяжело, думал, что умру. И вот подходит Лобановский, спрашивает: «Что у него с весом?» У меня тогда было 82 кг, а надо было 78. Если Валерий Васильевич сказал, нужно было выполнять.
Три дня практически ничего не ел, проводил три тренировки в день — довел до 78-ми. Но потом вышел на зарядку, ветер подул и меня снесло в другую сторону — не мог бежать против ветра. Ко мне подошел Анатолий Кириллович: «Не надо так, что ты себе вздумал?» А я едва на ногах стою, меня под костюмом и не видно. То есть получается, Лобановский более строгий, а Пузач — более практичный. Потому и сказал, что у меня нормальный вес, всегда помогал.
— Все говорили, что Михайличенко был любимчиком Лобановского…
— Он очень здорово ко мне относился, но вряд ли я был его любимчиком. У нас сложилось хорошее взаимопонимание — и когда я играл, и когда вошел в тренерский штаб, потом еще и соседом его стал. Не могу с уверенностью сказать, что мы дружили, но товарищами были на все 100%.
— Он делился с тобой личным?
— Редко, я даже не могу сказать. Возможно, с Кирилловичем. Дело в том, что он никогда не показывал слабости, довольно волевой человек. Не помню, чтобы он позволил себе расслабиться, кого-то обсудить, пожаловаться. Еще любил шутить, вспоминал много эпизодов своей карьеры игрока. Когда они вместе с Пузачем собирались, то часто смеялись. Казалось бы, разные года, но шутки похожие, переходят из поколения в поколение.
Они с Сергеем Богачко выросли вместе, в школу ходили. Это единственный человек, который, сидя за столиком, через 10 минут мог сказать ему: «Валера!» Еще приезжал Юрий Морозов. Вот это те его друзья, с которыми он был откровенен.
— Почему говорили, что ты внебрачный сын Лобановского?
— Ну это все шутки, конечно. Как-то Анатолий Демьяненко спросил у Васильевича, правда ли это. Мы лишь посмеялись и все. Хотя, когда его жена услышала об этом, то немного напряглась!
Продолжение следует.
Михайличенко шесть лет выступал за рубежом — за Сампдорию и Рейнджерс, google.com